Кривин Феликс Давидович - Повод Для Молчания
Феликс Кривин
Повод для молчания
- А сейчас позвольте вам представить еще одного гостя, которого,
впрочем, все вы хорошо знаете. Галилео Галилей!
Брэк сказал:
- Учитель устал от выпитого, он забыл, на каком он свете: на том, на
котором уже Галилей, или на том, на котором пока еще мы с нашим Учителем.
- И он ударил по клавишам, как по барабану (Брэк превосходно бил по
барабану, за что и получил свое прозвище - Брэк).
- Цивилизация, о которой мои друзья имеют не очень ясное представление,
продолжает развиваться, - сообщил Учитель, которого назвали так именно за
образованность. - До последнего времени наука считала: личность умирает
вместе с человеком. Но ведь личность не исчезает бесследно. Она остается -
в письмах, дневниках, воспоминаниях современников. И если собрать все это,
можно восстановить личность. И она будет жить.
- В этих бумагах? - спросил Метр, получивший это имя за то, что росту в
нем было немногим более метра.
- Нет, не в бумагах. Мы записываем личность на пленку, и она живет на
магнитофоне. И не просто воспроизводит записанное, а продолжает жить
дальше - от того места, на котором обрывается запись. И длиться может без
конца - сотни, тысячи километров.
- Тысячи километров, - усмехнулась Праматерь (ее по-настоящему звали
Евой). - Вот бы тебя, Метр, так записать!
- Лучше Брэка, - сказал Метр. - Для него главное - звучать, он может
обойтись и без тела.
- Ты тоже неплохо обходишься, - Праматерь смерила его коротким
взглядом.
- Ну, тебе-то, ясно, не обойтись, - парировал обиженный Метр.
Плоская коробочка. Магнитофонная лента. Вот здесь он, Галилео Галилей,
человек перевернувший вселенную, доказав, что Земля вращается вокруг
Солнца, а не Солнце вокруг Земли. И сейчас, спустя четыреста лет, он
оживет и с ним можно будет разговаривать...
Все притихли. Было в этом что-то непривычное, даже страшное -
разговаривать с умершим человеком.
- Давайте сначала выпьем, - предложил Метр. - Потом будет неудобно: он
же, наверно, не пьет?
- Выпьем и закусим, - поддержал предложение Брэк.
- Пускай говорит, - вступилась за Галилея Праматерь. - Ему же больше
ничего не осталось. Пускай говорит.
- Никак мы не можем без разговоров, - пожаловался Метр. - Нет чтоб
спокойненько посидеть, выпить...
Наступила долгая пауза. Бесшумно крутилась пленка, не извлекая никаких
звуков, и уже Брэк и Метр переглянулись между собой и перемигнулись, и уже
они чокнулись, чтобы выпить на радостях, как вдруг послышался вздох...
- Это не ты. Праматерь? - подозрительно спросил Брэк.
- Это я, - прозвучало в ответ. Но ответила не Праматерь.
Пленка крутилась так, как крутится человек, наматывая на себя дни,
месяцы, годы. И когда их достаточно намотается, ему не будут страшны
никакие житейские волнения: от них защитит его толстая пленка годов. Так
сохраняются мумии фараонов, крепко спеленатые, окруженные толстыми стенами
пирамид, потому что разрушительно лишь соприкосновение с жизнью.
Галилей молчал; а пленка крутилась, перематывая его молчание, и он не
знал, сколько там, впереди, остается. Со стороны было видно, как жизнь его
перематывается с катушки на катушку, и все меньше становилась катушка
будущего, и все больше становилась катушка прошлого, и крутились они с
одинаковой скоростью, и были похожи одна на другую, как сестры. Сначала
будущее было старшей сестрой, и оно давало советы младшей и всячески
обнадеживало ее. Но со временем оно уменьшалось, и тогда прошлое
становилось старшей сестрой, и уже оно давало советы б
