Круглов Александр - Сосунок
Александр Круглов
Сосунок
Трилогия участника Отечественной войны Александра Круглова включает повести
"Сосунок", "Отец", "Навсегда",
представляет собой новое слово в нашей военной прозе. И, несмотря на то что
это первая книга автора, в ней присутствует глубокий психологизм, жизненная
острота ситуаций, подкрепленная мастерством рассказчика.
Незабвенной Люсеньке --
жене и матери, человеку и гражданину --
посвящаю эту книгу.
До конца августа сорок второго по всему Кавказскому фронту шли
непрерывные упорные бои. Фашисты рвались к нефти, к богатствам Советского
Закавказья, Ближнего и Среднего Востока, на соединение с армией союзнической
Турции.
В эту грандиозную операцию под кодовым названием "Эдельвейс" гитлеровцы
бросили танков в девять раз больше, чем здесь было у нас, самолетов -- в
восемь, артиллерии -- в два. И даже в солдатах был у них полуторный перевес.
(Из истории Великой Отечественной войны).
И дрогнули наши у небольшого горного городка Малгобек. И побежали --
нервишки у кого послабей. Те в основном, которых лишь накануне второпях
призвали в армию и сразу, не успев научить воевать, направили в маршевый
полк; трехлинейку, подсумок с патронами в зубы -- и в бой.
На беду свою драпали вниз по овражку. Нарвались как раз на капэ.
Оттуда -- штабные.
-- Стой!-- во всю глотку.-- Назад!
Какое там... Бегут -- кто в одиночку, кто по двое, по трое, целыми
группками. Что им штабные? Эти лишь пистолетами машут, кричат -- пусть не по-
местному, непонятно тоже, но все же привычно, по-русски. А немцы -- как лают:
отрывисто, жутко, хуже собак. В полный рост в атаку идут, поливая из
автоматов свинцом прямо от бедер, кромсают в ошметья снарядами, танками
давят. Страшнее фашистов сейчас зверя нет.
И тогда из командного пункта (в три наката блиндаж, сверху слой сухого
летнего дерна) выскочил сам комполка.
-- Назад!-- взревел.-- Убью! Ни шагу назад!
Все одно... Бегут ошалевшие, все позабыв, не чуя ног под собой.
И -- две шпалы в петлицах, высоченный, плотный и грузный, словно
бетонная балка в плечах,-- подняв над головой "тэтэ", давай остервенело
стрелять. Широкое, блином лицо его налилось, храп изо рта, трехэтажный
яростный мат.
Видя, как решительно действует батя, и штабные последовали за ним.
Особенно старался невысоконький, полненький, в новенькой шерстяной
гимнастерке и очках на темных суетливых глазах.
-- В окопы! Назад!-- повторяя за комполка, рвал он истошно свою охрипшую
командирскую глотку.-- Ни шагу назад!-- так же размахался вовсю пистолетом.
Стреляли и здесь.
Беглые дрогнули, заметались растерянно. И повернули обратно. А кто,
вконец одурев, залег прямо здесь, у капэ, на избитой и тут снарядами,
минами, пулями голой иссохшей земле. Иные даже успели свалиться в траншеи
охраны штаба полка. И, как палки, выставили в беспамятстве в сторону
наседавших немцев дрожавшие в руках винтовки. Хоть немного, а все-таки
дальше от переднего края. Там -- сплошная стальная метель, валят стеной на
тебя фашисты проклятые. Там кровь, страдания, смерть.
Ваня Изюмов пораженно смотрел на то, как возвращали в траншеи бегущих.
Вспомнил расстрел дезертира на марше. Как и тогда, снова леденящий ужас
пронял, пот холодный -- от макушки до пяток, стал белым как мел, опять
неудержимо мелко затрясся. Невольно вжался всем телом в земляную отвесную
стену окопа, ухватился за нишку, что сам своей солдатской алюминиевой ложкой
выскреб под пару лимонок и обоймы с патронами. Замер. Затих. Онемел.
"Господи! Что же это такое?-
